Четверть века назад (ничего себе цифры пошли!) я с шестилетним сыном эмигрировала в Америку. За год до этого переехали родители, а поскольку я у них единственная дочь, взяли с меня слово, что я к ним присоединюсь. Я не торопилась присоединяться, и моя умная мама просто позвонила в один прекрасный день (тогда он прекрасным не казался), и сказала: «мы купили тебе билет на 20 мая»
Я думала, что вернусь обратно, когда оформляла документы попросила в ОВИРе (у меня там были ‘связи’ по работе) «Сохраните мой внутренний паспорт, пожалуйста». На меня посмотрели высоко приподняв брови и спросили «надолго? Ну ладно, год можем подержать». Я очень скучала по Казани, где прошла студенческая жизнь и началась взрослая, по друзьям. Приехала на неделю через год с небольшим, и удивительным образом моя ностальгия прошла в тот момент, когда я, проснувшись утром у подруги, посмотрела на улицу из окон 4 или 6 этажа, и поняла «уже не мое».
Много всего со мной было за эти 25 лет. Через год и два месяца после переезда я стала независимой — сняла свою квартиру и устроилась на работу по специальности. До этого подрабатывала в случайных местах: убирала дома, была телефонным оператором, нянчила детей, была продавцом в сувенирном магазине. Осваивала язык, который до переезда считала что знаю, но на поверку оказалось что ‘знаю’ бывает разное. Скучала. Каждый день разговаривала с Казанью, по минуте 20 раз подряд — так можно было делать вид, что не соединили и не платить $1 минуту за разговор. Денег было совсем немного, но это как-то не очень чувствовалось. Конечно, первое время я жила с родителями и они мне во всем помогали. Помню жару за 102 по Фаренгейту, и как заворачивалась в мокрую простыню, потому что то ли кондиционера ещё не было, то ли он сломался. Еще помню снегопад в мою первую американскую зиму, как машины засыпало по крыши, как мы с подружкой гуляли по улицам нашего маленького городка и рассматривали рождественские картинки — дома, украшенные множеством огней, инсталляции библейских сюжетов. Было так красиво, снег хрустел под ногами, было ощущение таинства и сказки, и совершенного спокойствия.
Если бы я осталась в России, у меня была бы совершенно другая жизнь. А ещё говорят ‘от перемены мест слагаемых сумма не меняется» — ещё как меняется от перемены мест!
Что Все-таки происходит — мы ‘обживаемся’ на новом месте и привносим своё в новую культуру, или новое место поглощает нас и мы перенимаем стандарты того общества, где оказываемся и приспосабливаемся к нему, становимся его частью? наверное и то, и другое. Хотя есть люди намеренно отказывающиеся от своего ‘багажа’, ныряющие в новую культуру чтобы раствориться в ней. Или наоборот — плотно застрявшие в привычной, оставшейся далеко и давно в прошлом, но каким-то образом не замечающие этого. Район Брайтон-Бич в Нью Йорке — типичный тому пример.
Помню, оказалась там через два месяца после приезда в Америку и у меня было полное ощущение, что перенеслась в Советский Союз начала 80х, или, может быть, 70х. Вывески на русском, хамоватые продавщицы, никто не улыбается на улицах, в воздухе висит какая-то насторожённость и обреченность одновременно — ничего нового не будет. «Словно мухи в янтаре» как поёт Макаревич.
В Эмиграция или без неё, так много зависит от нас. Но в привычных обстоятельствах, когда жизнь течёт себе и течёт, дни похожи один на другой, мы так часто говорим себе «от добра добра не ищут», «мне и так хорошо», не выходим за черту оседлости, которую сами себе начертили. Мало кто рискует по собственной воле, обычно что-то происходит извне — у кого-то распадается семья, кого-то увольняют с работы, с кем-то (всей планетой) случается карантин. И то, что казалось невозможным, оказывается возможным. И мы учимся жить по новому в режиме блиц. Только часто продолжаем причитать и сопротивляться очевидному — оно уже здесь, это новое, а мы все пытаемся удержаться за вчерашний день. Мне кажется, не надо бояться. Надо идти вперёд, и хранить приятные (только приятные) воспоминания о том, что было с нами. Ведь впереди столько нового, непознанного, интересного. Хороших дорог вам, друзья.
